О страшных сказкахСамые страшные сказки - те, в которые сам веришь. Они в стуке капель по подоконнику, в гаснущей ни с того ни с сего сигарете, в замолкающих голосах птиц. Слышишь, шорох в соседней комнате, там, куда стеклянными глазами уставился кот? Это может стать еще одной пугающей историей.
Их миллионами штампуют кинокомпании и книжные издательства. Но они не верят в них, и поэтому эти истории никогда не станут правдивыми до дрожи.
Я тоже не верил. Забывал их, рассказав, отгораживался светом лампы. А сейчас за окном блуждают мои южные духи, изредка прислоняясь белыми лицами к стеклу. И знаешь, я верю.
Я впустил их к себе, желая узнать правду. Голос ведьмы, эхом отбивающийся от стен полупустой комнаты, руки со сплетенными, будто древесные корни, венами, узор карт, раскинувшихся на столе. «Ты будешь искать себя» - сказала ведьма. Я рассмеялся ей в лицо.
Город прячет в своем теле миллион похожих историй. Утащенные на дно реки прекрасные девушки, чьи волосы спутались с водорослями и мелким мусором, девушки, чьи глаза запали, а зубы вывались. Заброшенные здания - в разбитых стеклах отражаются те, кто жил здесь раньше - заманивающие в свои подвалы подростков. Темные силуэты, принадлежащие неведомо кому, обитающие на перекрестках, когда солнце уходит за горизонт. Город укрывает их собой, милосердно позволяя нам не верить. Но я задерживаю взгляд чуть дольше, чем это положено, и вокруг меня оживают сказки, которые я сам рассказывал.
Закрой глаза, не смотри. Этот мороз по коже - дыхание приведенных мной за руки духов, блуждавших на пустырях. Это они, проплывая рядом, заставляют твою кожу покрыться мурашками. У них нет глаз, но они видят тебя, так что лучше не смотри.
Судорожный вздох ночи - и город обнажил свои белесые кости, расходящиеся по его телу улицами.
Сначала я видел только отголоски, выцветший след. Размытые дождем отпечатки когтистых ног на земле. Я шел за ними, уходя вглубь леса, пока они окончательно не стирались. Я возвращался домой, чтоб, сидя у окна, вглядываться в тени, пытаясь разглядеть что-то. Не зажигал свет, чтоб не спугнуть.
Прошло время, и я стал видеть больше. Теперь я уже не сомневался в увиденном. Передо мной оживал другой город, похожий на мой собственный, пугающий до дрожи. Смазанные пятна лиц в моем зеркале, шаги в коридоре, замирающие у двери спальни, гремящая посуда. Я вскакивал с постели, желая одновременно и увидеть и списать все на воображение. Ни то ни то мне не удавалось.
Ты, должно быть, помнишь это время. Как я замечал человеческие фигуры в темной речной воде, щелкая зажигалкой, потому, что верил - это их отпугнет. Резко оборачивался, гуляя по городу. Для тебя я сходил с ума. На моей тумбочке появлялись подкинутые тобой таблетки успокаивающего. Я пил их, забравшись с ногами на кровать, пристроив пепельницу между ступней. Не помогало. Но я не жалел.
Я не заметил, когда тебя не стало. Просто однажды мои истории потеряли слушателя в твоем лице, а духи разбрелись по окрестным дворам. Им нравилось собираться возле тебя, замыкая в круг, тихо напевая своими скрипящими голосами песни на непонятном языке. Теперь же остался только я и мои сигареты, а духи не любят запах дыма и огонь.
Иногда, то ли в отместку, то ли из шалости, сигареты крадут домовые. Я проклинаю их, матерясь, и выхожу за новой пачкой. Продавцы смотрят мимо меня пустыми глазами, не слыша. Тогда я выхватываю скользкие упаковки из чьих-то пальцев. «Ветер» - вздыхают ограбленные. Я пускаю дым им в лицо, а они лишь выше застегивают молнию на куртке.
Город растворяет меня, прячет, отводя взгляды. Но я иногда еще рассказываю свои страшные сказки кому-то на ухо в толпе, дую на волосы, пропитывая их горьким сигаретным дымом.